Пока я приценивалась к лоткам с пирогами, Манзо, хмыкнув, отошел к прилавку, открывающему магазинчики с готовым платьем.
Радостно зажимая в каждой руке по булке с мясом, так как, по здравому размышлению, батоном с вареньем без чая не наешься, развернулась к разведу. И уткнулась взглядом в грязную охапку тряпья, шевелящуюся в нише стены. Тряпья? Подойдя поближе и рассмотрев, поняла, что это не просто кучка мусора. Это ребенок. Очень худой мальчик, лет четырнадцати. Короткие, когда-то белые волосики, сияющие нимбом над полумаской, словно украденной из Венеции, выпирающие ребра и руки-веточки. Грязные лохмотья, почти не скрывающие тело, практически сливаются с серовато-смуглой кожей. Вамп? Солнце же почти в зените! Не веря самой себе, продолжаю вглядываться в мальчишку. Слишком он смуглый для вампира. Или он такой грязный? Идиотка, о чем вот думаю? Первый раз ведь вижу здесь бесхозного ребенка!
Парнишка, покачивая головой как змея, сжатой пружиной сидит в тени, явно нацеливаясь на лоток с фруктами, за которым стоит горластая гномка.
Воришка, значит. Мгновенно все взвесив, качнулась было в сторону Манзо, но… Эти цыплячьи ребра, выпирающие наружу, подобно металлическим дугам бухгалтерских счёт докомпьютерного периода, буквально выбрасывают меня к парню.
— Эй, пацан! Есть хочешь?
Мальчишка дергается, сильнее вжимаясь в стенку ниши.
— Есть хочешь? — повторяю я, протягивая ему пирог.
Внимательно рассмотрев меня через прорези маски, мальчишка молча забирает пирог, продолжая вжиматься в стену.
— Парень, а тебе солнце не мешает? — снимаю подаренный Рейниром плащ, закрепленный, в виду жары шейными лентами на предплечье.
Осторожно присев на корточки, чтобы не напугать воришку, кладу сверток темной ткани ему на коленки.
Мальчик тут же закутывается в плащ, накинув большой капюшон на лицо.
С сожалением осмотрев мальца, я все-таки спрашиваю его.
— Ты здесь один живешь?
Сверкнувшие из-под капюшона синие льдинки глаз почти уверяют меня в правильности предположений о его происхождении.
— Кира? Кто это? — шорох стали заставляет меня обернуться к Манзо.
Темный промельк сбоку и топот босых ног по мостовой ясно дают понять, что беседы с местным криминальным дном не состоится.
Глава 41
— Манзо! Тебе обязательно нужно было бряцать оружием? — нищий воришка, исчезнувший в толчее базара, почему-то очень сильно меня расстроил.
Удивленный развед, все еще сжимающий эфес меча, пожал плечами.
— Не дури, оружия у тебя при себе нет, а покушения на нас происходят с завидным постоянством.
— Да не про это я. Потише не мог? Громыхало из Подмышек…
— Кто?
— Неважно. Там был мальчик, понимаешь? Бездомный парнишка. Думаю, что вампир.
По мере выслушивания этой тирады Манзо хмурился все больше.
— Ты ошиблась. Бездомный мальчик-вампир? Да он бы уже давно умер без поддержки семьи и был упокоен стражей. Вампиры вообще вне своих кланов не живут, ты что, не знала?
И правда. Как я могла забыть особенности их питания и смерти? Меня немного отпустило, но совсем чуть-чуть.
— Хорошо. Не вампир. Но в любом случае — бездомный!
Я реагировала так остро еще и потому, что в свое время, узнав подробности жизни Империи от брата Каэта, искренне восхищалась тем, как был решен вопрос сирот. В тех редких случаях, когда ребенка не могла забрать родня, он оставался при местном Храме или принимался в Орден, в зависимости от возраста и личных склонностей. В любом случае, в стране, измученной войной, бездомных детей не было.
— С чего ты это взяла?
— Если очень худой и грязный подросток, одетый в костюм из дырок, собирается украсть еду — других выводов быть не может.
— Ну ладно, и как он выглядел? — уставший спорить Манзо, видимо, решил не сопротивляться.
— У него были короткие белые волосы, полумаска и голубые глаза. А! Еще кожа была такая… Смугло-серая.
— А уши?
— Что уши? Ну, видимо они были, но я их не видела.
— По твоему описанию, он на темного эльфа похож, вот и спрашиваю, уши видела или нет. Хотя… Откуда здесь взяться темному эльфу? У нас с ними уже восемнадцать лет как вражда. Пацан, говоришь, совсем? Может из беженцев? После того, как с темными повздорили, многие смешанные семьи оттуда к нам подались.
— Манзо, а у Империи есть соседи, с которыми вы не воюете? — переход сбежавшего воришки в категорию дроу, честно говоря, меня удивил. — А у этих темных эльфов другое название есть, кстати? Ну, там… Как, к примеру, они сами себя называют?
— Темные эльфы, — сухо ответил Манзо. — Ты совсем перегрелась? Тогда покупки отложим, возвращаемся во дворец.
М-да…
По дороге обратно я все-таки расспросила разведчика о Хаджими, как и планировала вчера. Услышанное в ответ меня совсем не порадовало, хотя рассказ Манзо оказался очень коротким.
Инструктор был одним из сирот, взятых на воспитание в Орден. Там всю жизнь и прослужил. Женился он очень поздно, на вдове с ребенком, маленькой девочкой. Через пару лет у них родился сын, и все было бы хорошо, если бы…. Это волшебное "бы" так часто вмешивается в нашу жизнь, превращая ее или в несбыточные мечты, или в сплошную черную полосу. Такое вот "бы" разорвало судьбу Хаджими на две части — до и после.
Сам он был в рейде у северных гор, а жена с детьми решила съездить к родне, что проживала недалеко от границы с землями темных эльфов. Тогда у них еще было единое королевство. Беда пришла, откуда никто не ждал. Во время дипломатического визита бесследно сгинул на просторах Империи темноэльфийский король, вместе с супругой, новорожденным сыном и всем эскортом. Его обезумевшие от жажды мести подданные, яростным вихрем прошлись по всем имперским поселениям вблизи своих земель, выжигая на своем пути даже траву. Останки жены и приемной дочери Хаджими похоронил. А вот сына — так и не нашел. Немногие оставшиеся в живых очевидцы говорили, что мальчиков, которые могли идти сами, но подростками не были, темные эльфы угнали с собой.
В этом месте рассказа у меня волосы на загривке встали дыбом. Два разных мира, да и темные эльфы — не монголы, покоряющие татар. А логика та же. "Истребим же их полностью, равняя ростом тележной чеке…, а остающихся обратим в рабство и раздадим по разным местам". И кто у них такой умный, за Чингис-хана распорядился?
Восемнадцать лет прошло, а инструктор ничего не забыл и никому не простил. Так и служит. Почерствел, поседел, в бою жалости ни к кому не осталось. Теперь, когда кто-то из его команды женится, воспринимает это с неодобрением, словно подвоха ждет. Лучше, говорит, продажным теплом погреться, чем все терять.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
